Свобода, равенство, братство...

1856 г. А. де Токвиль «Старый порядок и революция».

"Если мы будем рассматривать Революцию самою по себе, очистив от случайных наслоений, видоизменявших ее образ в различные периоды и в различных странах, то увидим, что единственным ее результатом было уничтожение политических институтов, на протяжении многих веков безраздельно господствовавших над большинством европейских народов и обычно называемых феодальными, и замена их более единообразным и простым политическим строем, основанием которого является равенство условий."


А теперь посмотрим как это общество равных возможностей утверждалось.

В начале 1794 года командующий Западной армией генерал Тюрро приступил к исполнению страшного декрета от 1 августа, решив покарать мирное население, поддерживавшее повстанцев. «Вандея должна стать национальным кладбищем», — угрожающе заявил он. Тюрро разделил свои войска на две армии, по двенадцать колонн в каждой, которые должны были двигаться навстречу друг другу с запада и с востока. «Адские колонны», как их тут же окрестили, с января до мая жгли дома и посевы, грабили, насиловали, убивали — и все это «во имя республики». Счет жертвам шел уже на многие тысячи. Но особенно чудовищными были экзекуции в Нанте, где свирепствовал член Конвента Каррье. Около десяти тысяч человек, многие из которых никогда не держали оружия в руках, а просто сочувствовали повстанцам, были казнены. Одни погибли под ножом гильотины, другие в Луаре: людей усаживали в большие лодки и пускали на дно посередине реки. С супругов срывали одежду и топили попарно. Беременных женщин обнаженными связывали лицом к лицу с дряхлыми стариками, священников — с юными девушками. Каррье называл такие казни «республиканскими свадьбами». Он любил наблюдать за ними с изящного суденышка, плавая по Луаре со своими подручными и куртизанками. Так за свою непокорность Вандея была потоплена в крови. Общее число убитых при подавлении Вандейского восстания оценивается от 300 до 600 тыс. человек.

И это только Вандея....

Чуть-чуть вперед и посмотрим на уже вполне себе демократичных цивилизаторов, на золоте которых стоят ныне европейские образцы правильного государственного устройства.

Из Википедии.

"Берлинская конференция признала Леопольда II сувереном захваченной территории. Колонизаторы построили в Конго железные дороги и города, включая современную столицу, изначально названную Леопольдвиль (до 1926 столицей государства являлся город Бома). Однако эксплуатация региона привела к частичному вымиранию местных жителей. Население Конго сократилось на 10 миллионов человек."

Обратите внимание, как это обтекаемо сказано "сократилось на 10 миллионов человек"...
10 миллионов просто забили, заморили голодом, вырезали...

И ничего. Куда меньшие жертвы возносятся на щит , а эти как там изячно выразились "сократилось на 10 миллионов".
Чего уж там.

"Все эти славянские племена..."

Цитата известная, но лично я хочу ее запомнить получше. Ибо Достоевский в данном случае - пророк. Просто как будто лично видел все эти "освободившиеся" Украину, Польшу, Чехословакию...

Достоевский 130 лет тому назад написал в своем дневнике
"... по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!

И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, - у них характер в этом смысле как у всех, - а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.

Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.

Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени".

Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее.

О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.

Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.

У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в (...страну по вкусу...) и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний (...фамилию по вкусу...) согласился наконец принять портфель президента совета министров.

России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества.

Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство...."

Дневник писателя. Сентябрь - декабрь 1877 года.

Лицензия на справедливость

Я допил остатки кофе, открыл электронный бумажник, набрал личный иденти­фикационный код и мизинцем щелкнул по пиктограмме циферблата. Оказалось, что до начала юбилейного вечера встречи выпускников нашего класса осталось ровно четырнадцать минут. Раздался отрывистый сигнал, и на экране выскочило окно с предупреждением: "Действие лицензии на пользование решениями службы точного времени истекает через два часа тридцать восемь минут. Желаете зарегистрировать платеж сейчас ([Д]/н)?" Я не желал и захлопнул крышку.

Ощущение надвигающейся опасности лишь впрыснуло дополнительную пор­цию адреналина. Прозрачные двери информационного зала плавно разъехались, и на пороге возникла Анна Петровна. Больше всего она была похожа на ту стерву, ко­торой я и успел ее запомнить. Те же хищно поджатые губы. Тот же пронизывающий до мочевого пузыря взгляд. Те же собранные на затылке в коровью лепешку волосы. Та же пренебрежительно-надменная походка сушеной воблы из попечительского комитета. Только постаревшую на десять лет, разумеется.

В руках она держала большую коричневую коробку. Я по привычке вскочил на ноги. - Сиди, не вставай, - кивком головы учительница вернула меня на место. - Как хорошо, что ты все-таки написал письмо и сообщил о своем желании прийти. Это, - она поставила коробку на стол, - торт. Шоколадный, твой любимый. Я сама его ис­пекла. Я подумал о том, что последнюю фразу она могла не произносить. Если бы это было не так, черта с два я сейчас тратил бы время.

Она села рядом, наклонила кофейник над моей пустой чашкой и спросила:
- Ты заметил, как изменилась наша школа?
- Угу, - на сей раз пришел черед кивнуть мне.
- Четыре интернет-класса последнего поколения. Эскалаторы на всех этажах. Трехмерный кабинет анатомии. Тренажерный зал физкультуры мозга. И все это, ра­зумеется, исключительно благодаря дотациям, полученным от продажи лицензий на интеллектуальную собственность. Я промолчал. Я вообще за последние десять лет стал менее разговорчивым.
- Зря ты на меня дуешься. Это было сделано для твоей же пользы. Надеюсь, теперь-то ты это понимаешь? Я сидел, набрав в рот кофе.
- Соблюдение прав использования интеллектуальных продуктов - самое большое достижение современности. Закон о лицензировании подарил будущее на­шим детям. Без его внедрения в общественное сознание закрылись бы тысячи заво­дов. Миллионы людей лишились бы работы. Не осталось бы денег на медицину, ре­шение экологических проблем, социальные программы. Несоблюдение элементар­ных правил честности...
Договорить ей не удалось - электронная доска вспыхнула, нагрелась, и на ней показалось радостное лицо молодой женщины с лицом удивительной свежести.

- Бог мой, Света Демушкина! - Анна Петровна отрепетированно всплеснула ру­ками. Я был готов поклясться на "Дороге в будущее России", что все ее сегодняшнее утро было посвящено заучиванию имен бывших учеников перед цифровым зерка­лом.
- Как же мы все по тебе соскучились! Ну, как ты поживаешь? Лицо женщины на экране исказилось ослепительной улыбкой:
- У меня все замечательно. Только я уже давным-давно Шикина, а не Демуш­кина. С тех пор, как мы с мужем приобрели лицензию на заключение брака. Мы переехали в Париж, у нас четверо детей, прекрасный дом и высокооплачиваемая ра­бота. Спасибо вам огромное за чудесное воспитание. Привет, Ник! - женщина под­мигнула в моем направлении.

Я вяло помахал рукой и перевел взгляд на Анну Петровну. Казалось, еще мил­лисекунда - и на ее глаза навернутся слезы умиления размером со страусиное яйцо. На экране появилось новое окно с волевой загорелой физиономией молодого чело­века. Без сомнений, оно принадлежало Жене Малявину.
- Женечка! - задохнулась от счастья Анна Петровна. - Ты откуда?
- Здравствуйте, дорогая наша учительница! Я из Оксфорда. Поздравьте меня: только что, буквально вчера, продлил лицензию на сочинение стихов! Если позволи­те, с удовольствием пришлю вам что-нибудь новенькое.
- Разумеется! - последовал очередной приступ радости. - Ты еще спрашива­ешь?!
А в это самое время в третьем окне демонстрировала белоснежные зубы оче­редная жизнерадостная дама.
- Наденька Юдина! Ой, и ведь совсем не изменилась! - А я боялась, что не узнаете! Спасибо, у меня все лучше всех! - динамики разразились хихиканьем. - Представляете, я выиграла в лотерею лицензию на...

Дальше слушать этот бред я не стал. Меня мутило. Я высыпал на ладонь две таблетки аспирина, запил их остывшим кофе и отошел к окну. Через двадцать минут, когда спектакль, наконец, закончился, я обернулся. Экран потух. Анна Петровна при­жимала к глазам белоснежный кружевной платок.

- Вот видишь, - она всхлипнула носом, - у них все хорошо. Пойми же, я просто не могла тогда поступить иначе. В тот день, когда застала тебя в туалете, играющего в нелицензионный "Тетрис". Я была вынуждена позвонить в Отряд Морали Опера­тивного Наказания. А уж суд приговорил тебя к десяти годам исправительно-мозго­вых работ. Думаешь, мне было приятно? Нет, ты скажи, мне действительно нужно знать твое мнение.

Уголки губ сами образовали некоторое подобие горькой усмешки.

- Анна Петровна! Проблема заключается в том, что вы недостаточно хорошо информированы. Света Шикина не может в настоящий момент находиться в Париже. Три года назад у нее не хватило денег, чтобы приобрести лицензию на право воспи­тывать четвертого ребенка. В результате семья в полном составе была депортирова­на в компиляционный лагерь под Рэдмондом. Без права пользования электронной почтой, разумеется, - я с наслаждением следил за выпучиванием ее глаз.

- Далее... Женю Малявина прошлой осенью поймали за чтением газеты в об­щественном месте. Без соответствующей лицензии, разумеется. И, естественно, из­били до полусмерти. В больнице оказалось, что он стал полным идиотом. Единствен­ное, что он способен делать, так это пользоваться последней версией нашей замеча­тельной операционной системы, - учительница застыла с раскрытым ртом.

- Надежду Александровну Юдину арестовали в тот момент, когда она с помо­щью кисти, холста и красок делала пиратскую копию изображения памятника Юрию Долгорукому. То есть непосредственно у подножия памятника. Теперь по приговору интеллектуального трибунала Надежда Александровна до конца своих дней будет рисовать баннеры для нужд правительства, народа и счастья следующих поколений.

Анна Петровна попыталась подняться из-за стола.

- Сидите, не вставайте, - я постарался вложить в жест весь сарказм, на кото­рый был способен.

- Но... Но... - она старательно подбирала нужные слова. - Но они совершили преступление, в конце-концов! Они обокрали всех нас! А вор должен...

- Совершенно верно! - я с наслаждением продемонстрировал шедевр моего дантиста.

- Вор - это главный враг общества на современном этапе. Здесь мы вплотную подошли ко второй проблеме. Правительство, народ и каждый честный человек счи­тают, что на современном этапе враг недостоин сидеть в тюрьме. Враг должен быть уничтожен. Поэтому я к вам и пришел, дорогая Анна Петровна, - из внутреннего кар­мана пиджака я вытащил служебный "Вальтер ПК" и прицелился в переносицу учи­тельницы. Зная, что в программе "Пользователь и Закон" меня увидят пятьсот мил­лионов человек, четко, как когда-то учили, продекламировал:

- Ваша лицензия на изготовление домашних тортов для некоммерческого ис­пользования истекла полтора месяца назад. И, на секунду задержав дыхание, при­вел приговор в исполнение.

На доске появилась лысеющая голограмма шефа:

- Отличная работа, поздравляю. Мы тут всем отделом наблюдали - высший пи­лотаж. К тому же, это твое двадцатое успешно выполненное задание. А раз так, то я немедленно подписываю лицензию на право занимать должность сертифицирован­ного инженера справедливости. С представлением к награждению орденом Святой Ольги. Надеюсь, ты понимаешь, что это означает? Разумеется, я понимал. Это озна­чает, что ни одна сволочь теперь не посмеет присылать мне предложения продлить лицензию на пользование решениями службы точного времени. Потому что с сего­дняшнего дня я работаю на общество официально.

Норвежский ЛЕСНОЙ

Либерал как Диагноз

Stiva c ФЭР замечательно написал как распознать того самого либерала.
Итак :

Либерал:
- Верит, что западная политическая система в России будет работать так же, как на Западе, достаточно её ввести
- считает Каспарова или Касьянова подходящим президентом,
- считает, что политический принцип важнее реалий,
- считает, что прежде чем заниматься заявками во внешней политике, нужно поднять уровень благосостояния граждан хотя бы до немецкого,
- считает, что армия РФ должна быть маленькой и только профессиональной,
- считает, что причиной непопулярности оппозиции служит всё что угодно, кроме её неактуальности,
- считает, то всё происходит не так, потому что народ пассивен (глуп, пьян, вороват, аполитичен и т.п.)
- уверен, что во внешней политике какие-либо правительства придерживаются деления стран и методов на достойные и недостойные, а не на выгодные и невыгодные
- считает, что служба в ФСБ делает человека однозначно негодным к политической деятельности.

Любые три признака.